Я–СОБСТВЕННОЙ-ПЕРСОНОЙ

   Во времена не столь уж и давние на севере Англии, вдали от городов и деревень, жила в маленьком домике бедная вдова со своим сынишкой, шестилетним мальчиком.

  Дверь их домика выходила прямо на один из склонов холма, а кругом были только вересковые пустоши, да огромные валуны, да непроходимые болота. И ни одной живой души вокруг - ближайшими соседями вдовы и ее сына были разве что блуждающие огоньки в высокой траве по обочинам дороги.

  Вдова могла бы рассказать множество историй о «добром народце» - диковинных созданиях, что перекликаются друг с другом среди дубов, и о мерцающих огоньках, которые темными ночами прыгают и скачут под самыми окнами дома. И все-таки она год за годом оставалась жить в этом маленьком домике, вдалеке от людей - может быть, потому, что никто не спрашивал с нее платы за это жилище.

  Но ей совсем не по душе было засиживаться допоздна, когда огонь в очаге начинает угасать, и никому неведомо, что может случиться. Поэтому сразу после ужина она разводила огонь пожарче и спешила забраться в постель, чтобы, приключись и впрямь что-то ужасное, можно было спрятаться с головой под одеяло.

  Только вот сынишке ее не нравилось ложиться так рано, и всякий раз, как она говорила «Пора идти спать!», он продолжал играть возле огня, будто бы ничего и не слышал.

  Он всегда был таким упрямцем, с того самого дня, как появился на свет. И его матушка не часто перечила ему: ведь чем больше она старалась заставить его слушаться, тем меньше внимания он обращал на ее слова, и обычно дело кончалось тем, что он поступал по-своему.

  Но однажды ночью, на исходе зимы, вдова никак не могла решиться уйти спать и оставить его одного играть у очага. От порывов ветра сотрясалась дверь, дребезжали оконные стекла, и вдова хорошо знала, что в такие ночи феи, эльфы и прочие подобные существа появляются то здесь, то там и бывают особенно склонны к проказам. Поэтому она стала упрашивать сына немедленно лечь в кровать.

   - В такую ночь, как эта, всего безопасней быть в постели! - сказала она; но нет, он не желал слушаться. Тогда она пригрозила, что задаст ему порку, но и это не помогло. Чем больше она уговаривала и бранила его, тем упрямее он качал головой; и когда, наконец, она потеряла терпение и крикнула ему, что феи наверняка явятся и заберут его с собой, он только засмеялся и сказал:

   - Хорошо бы они в самом деле явились, чтобы я мог поиграть с одной из них!

   Тут его матушка расплакалась и в отчаянии ушла, уверенная, что после таких слов наверняка должно произойти что-нибудь ужасное. А ее непослушный сынок сидел на своей скамеечке у очага, ничуть не встревоженный ее слезами.

   Но ему недолго пришлось сидеть там в одиночестве: вскоре он услышал совсем рядом с собой, в каминной трубе, странный звук, будто кто-то хлопал крыльями; и тотчас же оттуда выпорхнула и опустилась рядом с ним самая маленькая, самая крохотная девочка, какую только можно себе представить. Ее волосы походили на серебряную пряжу, глаза были зелены, как трава, а щеки румяны, словно июньские розы.

   Малыш посмотрел на нее с удивлением. - Ох! - сказал он. - Как тебя зовут? - Я-Собственной-Персоной, - отвечала она и, в свою очередь, уставилась на него. - А тебя как зовут? - Тоже Я-Собственной-Персоной! - шутки ради ответил он; и они стали играть вместе. Она показала ему чудесные игры. Из пепла и золы она мастерила животных, которые выглядели и двигались, точно живые, и деревья с зелеными листьями, а под ними - домики, населенные человечками ростом в дюйм; стоило ей подуть на них, и они начинали прогуливаться и болтать, совсем как настоящие люди.

   Но огонь в очаге стал угасать, свет померк, и малыш поворошил палкой угли, чтобы они разгорелись. Тут из очага выскочил раскаленный уголек и упал прямо на маленькую ножку феи-ребенка.

   Фея так завопила, что мальчик выронил палку и зажал уши; но ее голос поднялся до такого пронзительного визга, что казалось, будто все ветры со всех концов света засвистели в одну крохотную замочную скважину.

   И вот из каминной трубы снова послышался шум, но на этот раз мальчуган не стал дожидаться, чтобы посмотреть, что там такое. Он мигом кинулся к постели и там, спрятавшись под одеяло и дрожа от страха, слушал, что будет дальше.

   Из трубы раздался резкий, скрипучий голос: - Кто там? Что случилось?

   - Это Я-Собственной-Персоной, - всхлипнула фея-ребенок. - У меня нога обожжена. Ой-ой-ой, как мне больно! - Кто это сделал? - сердито спросил голос. Теперь он слышался ближе, и малыш, выглянув из-под одеяла, мог видеть белое лицо, которое смотрело из дымохода.

   - Тоже Я-Собственной-Персоной! - ответила фея-ребенок.

   - Ну, если ты сделала это сама, - воскликнула эльфийская матушка, - так чего ради поднимать весь этот шум? - и она протянула длинную, тонкую руку, ухватила маленькое создание за ухо и, грубо встряхнув, потащила его за собой и скрылась в каминной трубе.

  

   Малыш еще долго лежал без сна, прислушиваясь, не вернется ли старая фея. А вечером следующего дня, после ужина, его матушка очень удивилась, увидев, что он готов охотно и без спора отправляться в кровать, как только ей будет угодно.

   «Наконец-то он начинает исправляться!» - сказала она себе. А мальчуган тем временем думал, что, если еще какая-нибудь фея явится поиграть с ним, вряд ли ему удастся отделаться так легко, как в прошлый раз.

Перевод: D.Eva from Mordor.